Вера Михайловна Инбер (1890 – 1972) – русская, советская писательница, поэтесса, журналист и переводчик.
Во время Великой Отечественной войны она жила в Ленинграде. В августе 1941 г. В.М. Инбер приехала в город со своим мужем Ильей Давыдовичем Страшуном, который был назначен директором 1-го Медицинского института.
Основной темой произведений, созданных ею в годы войны, стала Ленинградская блокада. В декабре 1942 года она отдала в печать поэму «Пулковский меридиан». Тогда же в 1942-ом вышел сборник стихов «Душа Ленинграда». В 1946 г. за «Пулковский меридиан» Вера Михайловна получила Сталинскую премию.
В.М. Инбер читала свои стихотворения на заводах, в госпиталях, в воинских частях, выступала на радио. Во время блокады она вела дневник, старалась вносить в него события каждого дня. После войны эти записи легли в основу книги «Почти три года. Ленинградский дневник». Она неоднократно переиздавалась: первое издание вышло в 1946 г., последнее – в 2023 г.
В этом дневнике немного размышлений и оценок, в основном – описание событий: налеты, бомбежки, поездки на фронт и т.д.. Здесь же Вера Михайловна писала о работе, о творческих планах. В дневниках присутствуют и фронтовые сводки.
Дневник написан честно и пронзительно. Сегодня эту книгу «Почти три года…» также интересно читать, как и много лет назад.
[…]
17 сентября 1941 года
[…]
Вчера поздно вечером, еще во время налета, мы пришли в приемный покой, куда только что привезли пострадавших.
Молоденькая работница консервного завода ждала операции. Беременная на седьмом месяце, она сидела в металлическом кресле, в простыне. Лицо розовое от жара, удлиненные синие глаза полузакрыты, светлые, точно влажные, волосы лежат кольцами по плечам. Сборчатая больничная рубаха слегка раскрыта на груди.
Снаряд влетел к ним в цех (здание деревянное) и из двадцати человек убил восемнадцать. Осталась вот эта молоденькая и еще одна. Раненую положили на стол, она дрожала, ей дали наркоз. Осколок попал в ногу, около пятки, глубоко. На рентгене он был виден очень ясно.
Началась операция. Взрезали ногу и щипчиками стали вытягивать осколок; но сначала его искали еще иглами, а найдя, вытащили не сразу: трудно было ухватить. В промежутке между зенитными взрывами слышно было, как щипчики скребут по металлу.
[…]
Наша петроградская сторона считается наиболее безопасной: сюда эвакуируют людей из других районов города. Привозят прямо на трамвае, с узлами, с колыбельками, ванночками, кастрюлями, цветами, книгами.
[…]
22 сентября 1941 года
[…]
Подъезжаем к институту, и еще у входа нам говорят, что в студенческое общежитие (Гренадерские казармы) упала бомба минут двадцать тому назад. Мы туда.
Подъезжаем, смотрим с тревогой – стоит ли здание? Стоит. Даже стекла вылетели только кое-где. Бомба (небольшая, видимо, килограммов пятьдесят) упала во дворе. Воронка уже была полна воды и грязи. Но даже от этой небольшой бомбы здание дало трещину. Куски штукатурки упали на студенческие кровати. Тот, кто лежал бы на кровати в эту минуту, не встал бы с нее живым.
[…]
23 сентября 1941 года
Я видела на Пушкарской шестиэтажный дом, прошитый бомбой от крыши до основания. Он так и стоит, треснувший сверху донизу. Крыша отошла сверху, как корка непропеченного хлеба.
Проходя мимо него, мы видели, как с высоты шестого этажа на косо натянутом тросе опускали в них диван: он медленно полз вниз, повиснув над пустотой.
[…]
25 сентября 1941 года
Во время тревоги раненые спокойны, но мрачнеют. Их угнетает сознание собственной беспомощности, неподвижности. Ведь большинство не в состоянии сделать ни одного шага.
На днях я сидела в палате, в центре комнаты, на табурете, и читала рассказ Горького. Вдруг завыли сирены, зенитки наполнили все небо. Грохнула бомба, зазвенели стекла. Я сидела на табуретке без спинки, даже прислониться не к чему. Кругом окна, окна… И раненные, беспомощные люди, невольно смотрят на меня, здоровую: как я? А я собрала всю свою волю; переждав гул, читаю, слежу только за тем, чтобы голос не дрогнул.
Но, придя домой, сразу вся ослабела от пережитого страха, даже прилегла на полчасика.
Про бомбу бойцы знают, но говорят о ней вскользь.
Известно ли им, что она до сих пор лежит не взорвавшаяся?
[…]
15 ноября 1941 года
Возле прозекторской упала вчера большая фугаска. Вторая упала в Ботанический сад. В оранжерее вылетели сразу все стекла, и туда хлынул холод. Пальмы погибли уже к утру.
Когда эта бомба упала, дверь в нашем укрытии так неистово затряслась, как будто ее изо всех сил дергал обезумевший от страха человек. Я кинулась открывать ее: не могла поверить, что это взрывная волна. Распахнула двери – никого. Только овчарка Динка дрожит на полу. На скамьях женщины, сидя неподвижно, прижимают к себе детей.
[…]
21 ноября 1941 года
Вчера, возвращаясь из города, попали в две большие тревоги. Сидели в двух бомбоубежищах и стояли в двух парадных. В промежутках делали «перебежку».
Как только чуть стихнет, мы – в путь. Начинается полыхание и полеты над самой головой – мы пережидаем. Очень грозно выглядят в темноте колючие красные звезды зенитных разрывов. Их осколки опасны.
Первая тревога застала нас у здания биржи. Белесоватая лунно-снежная мгла, все призрачное, косое от снега. Ростральные колонны еле видны. Среди всего этого стон сирены. И гул бомбы где-то поблизости.
Мы спустились в подвал под биржей, под могучие старинные своды.
Под биржей с нами сидели кондукторша и вожатая. И мы порадовались: значит, трамвай не уйдет без нас.
[…]
28 ноября 1941 года
[…]
Будущее Ленинграда тревожит. Сгоревшие Бадаевские склады – не шутка. Жирный и тяжелый дым – это углеводы и жиры, необходимые для жизни. Белков, то есть мяса, мы тоже почти не видим. Недавно профессор З. сказал мне: «Моя дочь провела вчера весь день на чердаке, разыскивая кота».
Я готова была умилится такой любви к кошкам, З. добавил: «Мы их едим».
В другой раз тот же З., страстный охотник, сказал: «Моя жизнь кончится, когда я убью своего последнего тетерева. И мне кажется, что я его убил».
В ноябре уже были два снижения хлебной нормы – две неуклонные ступени вниз.
[…]
3 января 1942 года
Вечер
[…]
Под Москвой наши дела на фронте превосходны. Но Ленинград живет последними остатками сил. Это предельное напряжение сил чувствуется во всем: трамваев нет, истощенные люди делают в день по многу километров, иногда больше десяти. Они тратят на это последние калории. В очень многих районах (в нашем тоже) совсем нет радио: экономят энергию. Вода только в нижних этажах, а то и вовсе нет. Что это будет весной, когда стает снег?
Сегодня в город должны были привезти цистерны с бензином, но не привезли. Не было угля для паровоза. Говорят, (и это правда), что повсюду – в Тихвине, в Волхове, в Мурманске, особенно в Мурманске, - стоят эшелоны с продуктами. Ящики стоят там с надписью: «Только для Ленинграда!» Об этом говорят с восторгом, с жадностью, с нежностью. Иные не говорят: у них нет сил.
Передают, что там есть все, вплоть до бананов. О бананах я впервые услышала в нашей столовой, где стены стали совершенно мохнатыми от инея и где температура много ниже нуля. Бананы?!
Милиционеров приносят в приемный покой прямо с поста. Они умирают, не успев даже согреться. Однажды связистка-студентка подняла на улице милиционера, упавшего от голода. Кроме того, у него были украдены хлебные карточки. Эта девочка, волоча милиционера на себе, втащила его в булочную и купила ему хлеба по завтрашнему талону своей карточку. А сама она как завтра?
[…]
Что будет, если в самом скором времени не подвезут продовольствия? А зима еще долгая. Страшная.
Наши теперешние ночи неописуемо тихи. Ни гудка, ни шума трамваев, ни лая собак, ни мяуканья кошек. Нет радио. В темных ледяных квартирах город засыпает. Многие навеки.
[…]
28 января 1942 года
Хлебозавод все же не прекратил работу, как этого боялись. Когда водопровод перестал работать, восемь тысяч комсомольцев – так же, как и все, ослабевшие от голода, озябшие – стали конвейером от Невы до пекарских столов завода и подавали туда воду ведрами, из рук в руки.
Вчера у булочных очереди были громадные, хлеб привезли только к вечеру. Но все же он был.
26 февраля 1942 года
Днем
Ленинград
[…]
Труд ладожских шоферов – святой труд.
Достаточно взглянуть на дорогу. На эту избитую, истерзанную, ни днем, ни ночью не ведающую покоя дорогу. Ее снег превращен в песок. Всюду – в ухабах, выбоинах, колеях, ямах, канавах, колдобинах, воронках – лежат мертвые машины и части машин.
А ведь эту дорогу под снарядами и бомбами ладожские шоферы каждодневно пересекают четыре раза. Ведь это для них повсюду алые надписи на щитах: «Водитель, сделал ли ты сегодня два рейса?» И водитель делает эти два рейса.
[…]
29 апреля 1943 года
12 часов дня
Вчерашний обстрел был одним из самых сильных, если не самым сильным за все время блокады. Упало двести двадцать снарядов, но не к нам, а в Куйбышевский район. Мы только издали слышали раскаты, но они были так сильны, что казалось – у нас.
Снаряд попал в главный штаб МПВО города и убил комиссара. Снаряд пробил насквозь здание Радиоцентра, разрушив помещение «Последних известий по радио». Хорошо, что всем было приказано уйти в бомбоубежище.
[…]
11 августа 1943 года
[…]
Фоторепортер К. рассказал мне ужасающие подробности воскресного обстрела на углу Невского и Садовой: кровавая трамвайная остановка. На мостовой лежали куски человеческих тел, бидоны, кошелки, лопаты, овощи. Многие ехали на загородные огороды или возвращались оттуда. К. видел оторванную руку с папиросой, которая еще дымилась. Свекла и морковь плавали в крови. Потом пожарные смывали кровь с мостовой и тротуара.
Должна честно сказать, что я этой трамвайной остановки очень боюсь. Она была пристреляна еще тогда, когда обстрелы были редкостью.
[…]
27 января 1944 года
Величайшее событие в жизни Ленинграда: полное освобождение его от блокады. И тут у меня, профессионального писателя, не хватает слов. Я просто говорю: Ленинград свободен. И в этом все.
28 января 1944 года
Вчера в восемь часов вечера, по приказу генерала Говорова, был у нас большой салют, такой, который дается только в дни самых крупных побед: двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий. Город Ленина салютовал войскам Ленинградского фронта. Но у нас по-иному, красивее даже, чем в Москве, пускали ракеты. Там они всех цветов сразу. А здесь было так, что взлетали то одни только зеленые, и тогда все небо озарялось фосфорическим светом, точно пролетел метеор, то это были потоки малиновых огней, то золотые звезды струились внизу, как колосья из невидимой корзины. Все это падало и догорало на льду Невы.
[…]
В. Инбер. Почти три года. Ленинградский дневник. М., 2023. С. 25-26, 33-34, 36-37, 43-44, 46-47, 57-58, 75, 90-91, 215, 252-253, 281
26 января 1944 г.
Лондон (тихоокеанское вещание), англ. яз., 26 января, 10 ч. 25 м[инут], стеногр[афическая] запись.
Александр Верт о Ленинграде и ленинградцах.
Три месяца тому назад я провел неделю в Ленинграде. Сегодня воспоминания об этих днях особенно ярки. Мне невольно вспоминается сегодня тот день, когда немецкие орудия выпустили по величественному городу 1 600 снарядов. Я вспоминаю горячую ненависть и возмущение ленинградцев. Вспоминаю, как они говорили, что немцы совершенно намеренно стараются ударить по наиболее оживленным перекресткам улиц. Это было правдой. Они старались ударить по переполненным улицам и иногда это им удавалось.
Сегодня это уже история. Наконец, наступил день, которого так терпеливо ждали ленинградцы целых 2 ½ года.
В списке освобожденных населенных пунктов я увидел Лигово. Здесь, фактически, на самом пороге Ленинграда, долгое время сидели немцы. Сразу вспомнился день, когда мне удалось провести несколько часов в предместьях Ленинграда, откуда хорошо был виден этот пункт. Я сейчас прочту вам выдержку из книги, которую я пишу о Ленинграде. Я посвятил этому дню целую главу под названием - «Передовой пост о башне».
Я получил разрешение посетить башню. Крутая винтовая лестница привела меня на самую вышку. Здесь стоял телескоп и различные оптические приборы. Я увидел майора, нескольких солдат и капитана с забинтованной головой и черной повязкой на одном глазу. Передо мной открылся прекрасный вид. К юго-западу от башни виднелся черный силуэт Путиловского завода. Вокруг были разрушения, заставившие меня вспомнить университетский городок в Мадриде во время войны в Испании. Вдали виднелась Петергофская церковь. Коробки зданий казались более или менее нетронутыми. Но земля вокруг была вспахана снарядами. Правда, не только снарядами. Виднелись разработанные огородные участки. Были видны дороги, по которым непрерывно шел мототранспорт на фронт и обратно. Был холодный осенний день. Небо было покрыто черными тучами. За Путиловским заводом виднелась синева вод Финского залива. Приблизительно на расстоянии мили находились огромные крановые установки Ленинградского порта. На другой стороне Финского залива, на расстоянии не более мили, находились позиции немцев. Немцы стояли в пункте, который когда-то назывался Лигово. Я прекрасно помню это место. В старые дни это была почти деревня. Здесь на минуту останавливался поезд, идущий к Петергофу и Ораниенбауму. Я часто отдыхал здесь по субботам и воскресеньям в одном небольшом доме, в 3 милях от Ораниенбаума. Я помню, какой отсюда открывался прекрасный вид на Кронштадт. Сейчас Лигово находится в руках у немцев. Правда, сейчас это не прежняя деревня. За последние годы Лигово стало частью заводских районов Ленинграда. Здесь находился крупный завод пишущих машинок, который немцы превратили в свою крепость.
Капитан с повязкой на глазу сказал: «У немцев в руках находится около 10 миль прибрежной линии, но русские установили плацдарм как раз напротив Кронштадта».
Было очень туманно, и лишь слабо вырисовывался кронштадтский собор. К западу возвышалась какая-то темная масса неопределенно формы. Я спросил капитана, что это такое. Он ответил: «Это Петергофская церковь или, скорее, то, что от нее осталось». С большой горечью он добавил: «Пожалуй, это почти все, что осталось от самого Петергофа. Дворцы сожжены, парки уничтожены, фонтаны сломаны и в виде лома отправлены в Германию или же сравнены с землей. Я недавно был там, и картина всего, что я видел, была ужасна. Как любили когда-то советская молодежь проводить свои свободные дни в Петергофе. Прекрасные фонтаны, которыми она любовалась и которые я так хорошо помню, сейчас превращены в лом...
Конечно, я помню фонтаны - великие фонтаны Петергофа, подобных которым нет во всем мире. Я помню посыпанные песком дорожки, помню пруды, зеленые лужайки и стройные деревья. Я помню прекрасный дворец в стиле барокко. Я представляю себе, с каким трепетом и уважением, на цыпочках, юноши и девушки шли по коридорам дворца. Уважение вызывала, конечно, не память о злом царе. У молодежи возбуждало уважение это прекрасное произведение искусства, она считала, что оно принадлежит нам, нашей культуре. Сейчас не осталось ничего, кроме развалин. Повсюду то же самое.»
Он с горячей ненавистью посмотрел на горизонт, где находилась Пулковская обсерватория и затем в сторону Пушкина.
Здесь немцы были фактически приостановлены у самых ворот Ленинграда. Здесь они простояли два года, не продвинувшись ни на один шаг.
«Хороший парень» -, сказал мне майор, указав кивком головы на капитана. «Один из наших лучших. Недавно он уничтожил немецкий наблюдательный пункт. Попасть в него было очень трудно. Он его разбил прямым попаданием».
«А как немцы, не пытаются ли они выбить вас?», - спросил я майора.
«Конечно, да», - сказал он, улыбаясь. «Бывают дни, когда немец выпускает по нас свыше 100 снарядов в день, но это ему ничего не дает. Правда, иногда попадают по башне. Несколько человек было убито и ранено осколками. Вот наш капитан был ранен одним из осколков. Ведь не так ли, капитан?»
Мрачно улыбаясь, капитан сказал: «Да, но доктор надеется, что глаз удастся спасти».
На лице капитана, как и на лицах большинства людей, оборонявших Ленинград, борьба проложила около рта глубокие морщины. Мне предложили посмотреть через телескоп на позиции немцев. Позиции казались опустевшими, и не было видно ни одной живой души. Мне объяснили, что это результат прекрасной работы советских снайперов. Немцы теперь стараются не высовывать голову. Это является большим разочарованием для советских снайперов, для которых охота за немцами являлась любимым спортом. Вдруг я увидел, как над позициями немцев поднялось небольшое белое облачко.
«А», - сказал капитан, - «опять они начинают свои глупости».
Видно их артиллерии понадобилась практика. Немецкие орудия начали давать залп за залпом, русские орудия ответили. С башни немецкие снаряды казались мне комарами, летящими по направлению к Ленинграду. Один из снарядов упал в центре города. Поднялся столб пыли и дыма.
«Фонтанка», - сказал один из красноармейцев.
Майор и капитан сосредоточили все свое внимание на оптических приборах. Капитан взял в руки трубку телефона и давал указания батарее. Советская артиллерия начала ожесточенный обстрел позиций противника. Было интересно следить за тем, как орудия давали выстрел и как снаряд разрывался где-то около немецких позиций. Облако дыма поднялось на другой стороне залива. Некоторые снаряды упали в воду, подняв целый фонтан брызг.
«15 метров выше», - прокричал в трубку телефона капитан.
Снова раздался залп, и на сей раз было ясно видно, как снаряды разорвались на немецких позициях. Немцы ответили новым залпом. На этот раз где-то на улицах Ленинграда упали два снаряда. Странно было подумать, что эта, как будто бы такая невинная картина, означает смерть для десятков и, может быть, сотен жизней при успехе той или другой стороны. После этого немцы дали залп в западном направлении и потом перестрелка утихла.
«Никогда не знаешь, что они намерены сделать» - сказал капитан. «Обстрел совершенно бесцелен. У них нет никакой определенной системы. Я не хотел бы быть на их месте. Они сидят в своих несчастных дырах, без всякого будущего впереди. Они знают, что рано или поздно попадут в ловушку. Их, конечно, должна выводить из себя мысль, что мы продолжаем жить в городе, где есть театры, кино и удобные квартиры. Они обстреливают нас просто со злости. Несчастные дураки!»
Таков был Ленинград, когда я его увидел несколько месяцев тому назад. Я могу себе представить, что сегодня чувствует этот капитан, который так правильно предсказал будущее. В начале этой недели две колонны русских войск прорвали укрепления, которые немцы считали непреступными и объединили свои силы. Таким путем они отрезали клин, который представляли собой немецкие позиции у Финского залива. Укрепившиеся на заводе пишущих машин, немцы, откуда они так надменно обстреливали Ленинград, оказались пойманными, за исключением тех, которые удрали, сломя голову. Ленинградцы когда-то считали, что Ленинград будет освобожден от немецкого кулака русскими войсками, надвигающимися с юга. Им казалось, что прорыв около самого Ленинграда может обойтись слишком дорого. Но мне кажется, поэтической справедливостью, что Ленинград был освобожден своими же войсками. Прорыв на Ленинградском фронте войдет в историю, как одна из самых блестящих операций данной войны. Атака, как видно, явилась для немцев полной неожиданностью. Им казалось, что на этом изолированном плацдарме нельзя было сосредоточить крупные силы. Они забыли, как лед на Ладожском озере в 1942 году, в самый острый момент спас Ленинград от голодной смерти. Они не учли, что лед, покрывший Финский залив, мог оказаться полезным союзником и по нему незаметно могли пройти танки, орудия и войска. Лед когда-то спас Ленинград от голода. На этот раз он спас его от разрушения. Битва за Ленинград еще не закончена. Ленинград продолжает оставаться в пределах досягаемости крупной артиллерии врага. Однако, непрерывный обстрел должен будет прекратиться, если уже не прекратился. Ленинград спасен от угрозы полного разрушения. За последнюю пару месяцев обстрел носил особенно ожесточенный характер. Последние успехи на Ленинградском фронте вызвали в Москве такое ликование, которое, пожалуй, не вызывал ни один из предыдущих успехов.
ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 27. Д.3367. Л. 58-62. Ротаторный экз.
Александр Верт (1901, Санкт-Петербург - 1969, Париж) - британский журналист и писатель, корреспондент газеты «The Sunday Times» и радиокомпании BBC (1941-1946), газеты «Manchester Guardian» (1946-1948) в Советском Союзе. Отец известного французского историка Николя Верта.
В качестве специального корреспондента «The Sunday Times» в июле 1941 года он прилетел в Москву. Журналист пробыл в нашей стране практически всю Великую Отечественную и почти каждый день записывал в свой дневник обо всем, что видел и слышал. Как отмечал сам Александр, он «находился в привилегированном положении; я родился в Петербурге и говорю по-русски как на родном языке». Поэтому он мог свободно и неофициально беседовать с большим количеством людей. Каждое воскресенье передача «Русские комментарии» А. Верта собирала у радиоприемников многомиллионную аудиторию в Англии, в оккупированной Европе и других странах. Журналист все делал для того, чтобы «рассказать Западу правду о военных усилиях советского народа». Советские власти ценили работу А. Верта и создавали благоприятные условия для того, чтобы он мог посещать фронтовые районы, освобожденные территории и встречаться с наибольшим количеством людей. Он не раз приезжал на самые тяжелые участки фронта. Он был на Смоленском фронте, в районе Сталинграда и в самом Сталинграде, в Харькове, Орле, Киеве, Одессе и Севастополе и т.д. Во время этих поездок он имел возможность встречаться со многими знаменитыми генералами, в том числе с В.Д. Соколовским, В.И. Чуйковым, Р.Я. Малиновским и др.
В Москве А. Верт познакомился с писателями К.М. Симоновым, А.А. Сурковым, И.Г. Эринбургом, М.А. Шолоховым, А.А. Фадеевым, Б.Л. Пастернаком; композиторами С.С. Прокофьевывм и Д.Д. Шостаковичем и многими другими (См.: А. Верт. Россия в войне. 1941-1945. С. 14-15).
Александр Верт был одним из первых зарубежных корреспондентов, побывавших в блокадном Ленинграде. Он провёл в городе пять дней - с 25-го по 29 сентября 1943 г., встречался с самыми разными людьми - от официантов и подростков до председателя Ленгорисполкома, посещал театры, Публичную библиотеку, побывал во Дворце пионеров, на Кировском заводе, в доме отдыха на Каменном острове, где в то время жили ослабленные дети и подростки и т.д. О некоторых подробностях этой поездки А. Верт рассказал в своем репортаже 26 января 1944 г. (см. док. в данной публикации).
В 1944 году журналист издал на английском языке свою книгу о поездке в осажденный Ленинград (Alexander Werth. Leningrad. London, 1944). Как отмечал автор, в ней он «дал по-человечески правдивый, полный и точный отчет о том, что происходило там во время голода» (А. Верт. Россия в войне. 1941-1945. Великая Отечественная глазами британского журналиста. М., 2023. С. 16). В сокращенном варианте эта книга была опубликована в 1984 г. в январском номере журнала «Звезда» (См.: Александр Верт. Ленинград. Сокращенный перевод с английского [и примеч.] Л. Азаровой и М. Шерешевской: [С предисл.] // Звезда. № 1. 1984. С. 83-114). На русском языке в полном объеме это произведение увидело свет только в 2011 г. под заглавием «Пять дней в блокадном Ленинграде. Впечатления о городе и его жителях английского журналиста и писателя».
Еще одна книга, которую Верт написал о Великой Отечественной войне - «Россия в войне. 1941-1945». Сначала она вышла в США в 1964 г., затем в Англии, Франции, ФРГ и других странах. В России это произведение было издано в сокращенной версии и небольшим тиражом в 1967 г. с предисловием автора. В дальнейшем оно не раз переиздавалось, последнее издание вышло в 2023 г.
В книге А. Верта «Россия в войне...» есть отдельная часть, которая озаглавлена - «Ленинградская эпопея». Здесь он рассказывает об истории города, пишет о том, в каких условиях оказались ленинградцы во время блокады, о «Ладожской дороге жизни», делится своими впечатлениями о поездке в Ленинград в сентябре 1943 г. Наиболее яркие эмоции у автора вызвало посещение Кировского завода и детского дома на Каменном острове. Вот как он это описал: «Накануне в детском доме отдыха на Каменном острове я разговаривал с одной девчуркой, по имени Тамара Туранова.
Это была девочка лет пятнадцати, очень бледная, худенькая и хрупкая, явно истощенная. К ее черному платьицу была прикреплена на зеленой ленточке медаль «За оборону Ленинграда».
«Где ты ее получила?» - спросил я. По ее бледному личику скользнула слабая улыбка: «Я не знаю, как его зовут, - сказала она. - Однажды на завод пришел какой-то дяденька в очках и дал мне эту медаль». - «На какой завод?» - «На Кировский, конечно», - удивилась она. «А твой отец тоже там работает?» - «Нет, - отвечала Тамара, - отец умер в голодный год, он умер 7 января. Я работаю на Кировском заводе с 14 лет, наверное, потому мне и дали эту медаль. Мы ведь находимся недалеко от фронта». - «А тебе не страшно там работать?» На ее личике появилась гримаса. «Да нет, к этому привыкаешь. Когда снаряд свистит, значит, он летит высоко. Вот когда он начинает шипеть, так и знай - жди беды. Конечно, бывают несчастья, и очень часто; иногда каждый день. Вот на прошлой неделе у нас был такой случай: снаряд попал в наш цех, и многих ранило, а две девушки-стахановки сгорели заживо». Девочка рассказывала об этом с ужасающей простотой, как будто если бы не погибли эти две девушки-стахановки, то все было бы не так уж серьезно. «А тебе не хотелось бы перейти на другой завод?» - спросил я. «Нет, - ответила она, покачав головой. - Я кировка, и мой отец был путиловцем, да ведь самое тяжелое теперь позади, так уж лучше оставаться здесь до конца».
Чувствовалось, что она говорит это вполне искренне, хотя можно было очень ясно представить себе, какое невероятное нервное напряжение пришлось пережить этому хрупкому существу. «А твоя мама?» - спросил я. «Она умерла до войны, - сказала девочка. - Но мой старший брат в армии, на Ленинградском фронте, и он часто, очень часто пишет мне письма, а месяца три назад он приходил к нам на Кировский завод с несколькими товарищами». При этом воспоминании личико ее просияло, и, посмотрев из окна дома отдыха на золотые осенние деревья, она заметила: «А знаете, как приятно пожить здесь немного». (А. Верт. Россия в войне. 1941-1945. Великая отечественная глазами британского журналиста. С. 223-224).
Произведения Александра Верта отчасти похожи на документальные фильмы, в которых есть отдельные сюжеты, зарисовки-описания, портреты, живые диалоги. В них автор честно, доверительно и детально пишет о событиях, людях, о своих впечатлениях.
Книги британского журналиста о Советском Союзе - это «горячая и искренняя дань признательности героическому советскому народу».
В деле об эвакуации населения из города Ленинграда в фонде СНК СССР, среди сводок и телеграмм о продвижении эшелонов и отгрузке продовольствия, есть письмо старшей дочери великого русского живописца Валентина Александровича Серова (1865–1911) – Ольги Валентиновны Серовой (1890–1946). Этот архивный документ – свидетельство трагической страницы нашей истории.
7 февраля 1942 г. Ольга Валентиновна обратилась к заместителю председателя СНК СССР Р.С. Землячке с просьбой оказать содействие в эвакуации из Ленинграда брата Антона и его семьи. (док. № 1)
О младшем сыне В.А. Серова известно немного. Антон Валентинович Серов родился в 1900 г., в 1910-1911 гг. лечился в клинике во Франции от костного туберкулеза, жил и работал в Ленинграде. Вместе с женой и 14-летним сыном, проживал по адресу Загородный проспект, д. 23, кв.11.
На обращение в правительство Ольгу Серову подвигли телеграммы брата, в которых он просил прислать с оказией хоть сколько-нибудь масла или жира и хлопотать о немедленной эвакуации его семьи из Ленинграда. Телеграммы были срочные, однако в условиях военного времени шли из Ленинграда в Москву целых две недели. «Каждый лишний день приближает их к гибели», – писала Ольга Серова.
11 февраля 1942 г. Ольге Валентиновне по телефону сообщили, что ее просьба передана на рассмотрение Комиссии по эвакуации населения из Ленинграда (док. № 2). Увы, помощь опоздала. Антон Валентинович Серов и его жена Валентина Максимовна (1898 г.р.) погибли в феврале 1942 г. Точная дата смерти и место их захоронения неизвестны.
Сын Георгий после смерти обоих родителей был эвакуирован из Ленинграда на Кавказ. После войны он окончил операторский факультет ВГИКа, работал на Центральной студии документальных фильмов. Умер в Москве в 1992 г.
В тяжелые дни блокадной зимы 1941–1942 гг. ленинградские художники создали ряд работ, посвященных героической обороне Ленинграда. Эти работы составили большую вставку, которая была развернута сначала в Ленинграде, а в октябре 1942 г. – в Москве, в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Выставка получила высокую оценку художественной общественности и прессы.
По решению СНК РСФСР от 23 октября 1942 г. работы ленинградских художников, экспонировавшиеся на выставке, были приобретены в фонд Русского музея. Наркомфин РСФСР для этой цели выделил 350 тыс. рублей, в соответствии с оценкой, произведенной Государственной закупочной комиссией Комитета по делам искусств при СНК СССР. Всего было приобретено 68 произведений живописи, 165 графических работ и 29 скульптур. В их числе: работы «Святогор» и «Куликовская битва» И.Я. Билибина (умер от истощения 7 февраля 1942 г.), пейзажи В.В. Пакулина «Проспект 25 Октября», «У Адмиралтейства», «Вид на Эрмитаж» и др., графическая серия «Ленинград в блокаде» Н.И. Дормидонтова, цикл гравюр «Осажденный город» П.А. Шилинговского (умер от голода 5 апреля 1942 г.), барельеф «Сандружинница» скульптура А.В. Андреевой-Петошиной и многое др. (док. № 1-3)
После экспозиции 1942 г. ленинградские художники подготовили и открыли в Ленинграде новую выставку – «Ленинград в блокаде», также получившую высокую оценку общественности.
В сентябре 1943 г. Управление по делам искусств при СНК РСФСР обратилось в правительство РСФСР с просьбой об организации государственных заказов ленинградским художникам на создание художественных произведений, отражающих оборону Ленинграда и Ленинградский фронт. В письме начальника Управления по делам искусств при СНК РСФСР Н.Н. Беспалова заместителю председателя СНК РСФСР Г.В. Перову говорилось: «Творческая деятельность ленинградских живописцев, графиков и скульпторов имеет не только большое политическое, но и историческое значение, как правдивое свидетельство очевидцев-современников героической обороны Ленинграда. Представляется несомненно целесообразным не прерывать этой работы ленинградских художников. Нужно также учесть, что государственные заказы вместе с тем явились бы существенной поддержкой для художников, перенесших большие лишения». Всего намечалось сделать 33 заказа, из них по живописи – 15, по графике – 10 и по скульптуре – 8. (док. № 4)
Распоряжением СНК РСФСР от 14 октября 1943 г. Ленинградскому горисполкому было разрешено израсходовать в 1943 г. 150 тысяч рублей на создание художественных произведений, отражающих оборону города Ленинграда. (док. № 5)
В настоящее время работы ленинградских художников, созданные в тяжелые дни блокады, представлены на виртуальной выставке Русского музея «Да будет мерой чести Ленинград!».
Работы ленинградских художников из Русского музея.
Виртуальная выставка Русского музея «Да будет мерой чести Ленинград!».
Живопись
Графика
Скульптура
В Государственном архиве Российской Федерации хранится ряд документов, связанных с организацией и последующей ликвидацией Музея обороны Ленинграда. Эти материалы отложились в следующих фондах: Совет министров РСФСР (Ф. А-259), Научно-исследовательский институт культуры Министерства культуры РСФСР (Ф. 10010), Правительство Российской Федерации (Ф. 10200).
Основой для создания музея послужила выставка «Героическая оборона Ленинграда», организованная в 1944 г. Военным советом Ленинградского фронта, Бюро городского комитета ВКП(б) и исполнительным комитетом Ленинградского городского совета депутатов трудящихся.
1 февраля 1944 г. председатель Ленинградского горисполкома П.С. Попков[1] обратился к председателю Совета Народных Комиссаров РСФСР А.Н. Косыгину с просьбой утвердить организацию выставки и разрешить ее финансирование за счет местного бюджета. Соответствующее решение правительства было принято 15 февраля 1944 г. (док. № 1, 2)
Выставка «Героическая оборона Ленинграда» открылась 1 мая 1944 г. Она разместилась в Соляном городке[2], в помещении Ленинградского института усовершенствования учителей и части помещений Государственного музея социалистического сельского хозяйства по адресу: набережная реки Фонтанки, д. 10. Решением СНК РСФСР от 23 ноября 1944 г. эти помещения были переданы выставке. (док. № 3, 4)
К осени 1945 г. экспозиционная площадь выставки достигла 15 тыс. кв. метров. 10 сентября 1945 г. Ленинградский горисполком обратился в СНК СССР с ходатайством о преобразовании выставки в Музей обороны Ленинграда республиканского значения. В письме председателя Ленгорисполкома П.С. Попкова, адресованного председателю СНК РСФСР А.Н. Косыгину, содержится ценная информация о выставке. (док. № 6).
Экспозиция давала картину жизни и борьбы города и войск Ленинградского фронта за весь период войны. На выставке были представлены документы, картины, скульптура, макеты, личные вещи участников событий, военные трофеи и т. п. Это был, по сути, первый музей в нашей стране, посвященные Великой Отечественной войне.
В 1945 г. велись работы по строительству новых отделов выставки: «Артиллерия Ленинградского фронта», «Авиация Ленинградского фронта», «Краснознаменная МПВО Ленинграда», «Партизанский отдел», «Разгром немцев в Прибалтике и капитуляция Курляндской группировки противника».
За полтора года работы выставку посетило около полутора миллиона человек. В числе почетных гостей выставки были: председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин, писатель Алексей Толстой, советские ученые – участники юбилейной сессии Академии наук СССР, жена премьер-министра Великобритании г-жа Клементина Черчилль, представители военного командования союзников, дипломаты.
Превращение выставки в музей, - писал Попков – «позволит углубить научную и популяризаторскую работу, обеспечит создание должностей старших научных сотрудников, подымет ставки научного состава, позволит создать штат, соответствующий реальным нуждам». (док. № 6)
5 октября 1945 г. распоряжением СНК РСФСР выставка «Героическая оборона Ленинграда» была преобразована в музей «Оборона Ленинграда» республиканского значения первой категории. ( док. № 7)
В 1949 г. музей временно закрыли для посетителей по причине необходимости обновить экспозицию. Скорее всего это решение связано с «Ленинградским делом» и объясняется недовольством члена Политбюро ЦК ВКП(б) Г.Н. Маленкова, который раскритиковал музей за принижение роли И.В. Сталина в войне и битве за Ленинград и выделение особой роли Ленинграда в войне.
Некоторые сотрудники музея подверглись репрессиям. Так, заведующий отделом военной техники Музея обороны Ленинграда Аркадий Федорович Иконников 14 октября 1950 г. был осужден Особым совещанием МГБ СССР на 5 лет исправительно-трудовых лагерей за антисоветскую агитацию и хранение огнестрельного оружия. Иконников виновным себя признал лишь в том, что хранил и давал читать начальнику музея Спирину и его заместителю Мелентьеву брошюру Бориса Савинкова «Конь вороной», а также хранил пистолет системы «Браунинг». (док. № 9, 10) Сведения о А.Ф. Иконикова есть также на портале «Память народа».
Тем не менее, в 1949–1951 гг. в музее велась работа по составлению нового тематико-экспозиционного плана. Как следует из отчета о работе музея за 1951 г. особое внимание уделялось подбору ведущих цитат и текстов к вопросам тематического плана, для чего сотрудники музея «глубоко изучили» ряд произведений Ленина и Сталина. (док. № 11)
Помимо работы над новой экспозицией, широко проводилась работа по комплектованию музейных фондов, организовывались научные экспедиции в районы боевых действий. Среди собранных экспонатов – предмет особой гордости музейщиков – экземпляр специального миниатюрного издания книги И.В. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза», сброшенный с самолета в расположение 5-й ленинградской партизанской бригады, а кроме того – гипсовой барельеф Карла Макса, сохраненный в период немецкой оккупации в подвале дома в деревне Соколок Ленинградской области партизаном 9-й бригады; личные вещи генерала армии Н.Ф. Ватутина и многое др. На заводах и фабриках, в клубах, пионерских лагерях и воинских частях сотрудниками музея читались лекции на тему «Товарищ Сталин – вдохновитель и организатор обороны Ленинграда» и «Забота товарища Сталина о Ленинграде и ленинградцах». (док. № 11)
На 1 января 1952 г. в фондах Музея состояло на постоянном учете 15 612 предметов, в том числе: картин – 156, скульптур – 64, вещественных экспонатов – 308, оружия и снаряжения – 776, документов – 2116, реликвийных книг – 83, альбомов – 37, рисунков – 310, плакатов – 1048, уникальных негативов – 306, фотографий – 10 408. В научном архиве Музея хранилось 154 подшивки армейских газет периода Великой Отечественной войн, комплекты центральных и областных газет и журналов за 1941-1947 гг. (док. № 11)
Несмотря на политически выправленную позицию музея, гонения на него продолжились. До сентября 1951 г. Музей обороны Ленинграда занимал здание по набережной реки Фонтанка, д. 10, площадью свыше 16 тыс. кв. метров. Постановлением Совета министров СССР № № 3216-1523сс от 31 августа 1951 г. здание музея было передано военно-морскому ведомству. Фонды музея оказались рассосредоточены в трех различных местах. В результате, к началу 1952 г. музей, на правах арендатора, занимал всего 9 комнат с общей площадью 550 кв. м в филиале Центрального музея В.И. Ленина, 4300 кв. м в бывшем здании музея на Фонтанке, 10, а также 1500 кв. м в бывшей усыпальнице Петропавловской крепости.
Окончательно музей был ликвидирован, очевидно, осенью 1952 г. Во всяком случае, в распоряжении Совета министров РСФСР № 239-р от 21 января 1953 г. Государственный музей обороны Ленинграда назван «ликвидированным». В соответствии с этим распоряжением, фонды, научно-вспомогательные материалы, научный архив, библиотека, хозяйственное имущество музея были переданы другим организация: Государственному музею истории города Ленинграда, музею Великой Октябрьской социалистической революции (ныне – Государственный музей политической истории России) и учреждениям военного и военно-морского министерств СССР. (док. № 12, 13)
В апреле 1989 г. решением Ленгорисполкома вновь был образован Музей обороны Ленинграда в одном из залов бывшего Музея обороны (Соляной пер., 9) площадью около 600 кв. м. Официально он стал именоваться «Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда».
В конце 1994 – начале 1995 г., в преддверии 50-летия Победы, в Правительство Российской Федерации стали поступать обращения общественности о реабилитации Музея обороны Ленинграда на государственном уровне и возвращении ему помещений, занимаемых Министерством обороны РФ. (док. № 14).
Однако мэрия С.-Петербурга не смогла выделить равноценные площади для перевода в них учреждений Минобороны России, в результате вопрос о расширении музея был снят с рассмотрения. (док. № 15)
[1] Попков Петр Сергеевич (1903–1950) – в 1938–1939 гг. первый заместитель, в 1939–1946 гг. председатель Ленинградского горисполкома, в 1946–1949 гг. первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б). В августе 1949 г. арестован и в октябре 1950 г. расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Реабилитирован в 1954 г.
[2] Соляной городок – комплекс зданий, ограниченный набережной реки Фонтанка, Соляным переулком, улицами Пестеля и Гангутской.